Правда на крови - Светлана Бестужева-Лада

Неделю спустя Илья уже не понимал, как мог жить без Даши. В кафе они были один-единственный раз: при том, что Даша ничего не просила и всему радовалась, вечер обошелся в слишком круглую для Ильи сумму. Так что впоследствии они просто гуляли или сидели в комнате Ильи, разговаривая обо всем – и ни о чем.

Уже избалованного известностью журналиста умиляло и забавляло то, что девушка, похоже, понятия не имела о том, кто он на самом деле и приняла на веру слова об «окололитературной деятельности». Удивляясь самому себе, он рассказал Даше о «прелестях» жизни в детском доме, о том, как непрост и полон досадных помех путь к самостоятельности – не столько духовной, сколько материальной. И если бы он панически не боялся «красивых слов», то едва ли не на второй день знакомства признался бы себе, что влюбился. Первый раз в жизни.

Хотя при чем тут красивые слова? Если честно, Илья просто не понимал, что с ним происходит. В его жизни женщины всегда занимали так мало места, что мысли о них не тревожили его вообще. Разве что о недоброй памяти Виктории думалось ему чаще, чем следовало бы, но исключительно из-за того, что он боялся какого-нибудь безрассудства с ее стороны. Об остальных он забывал в ту же самую минуту, когда прощался – до следующей встречи или навсегда. Причем забывал совершенно искренне.

– Илья, – сказала ему как-то одна из его краткосрочных возлюбленных, – а ведь про тебя даже песня есть. Недавно по радио слышала.

– Это какая песня? – лениво осведомился Илья, абсолютно всем в данную минуту довольный и меньше всего желающий выяснять отношения, пусть даже и хорошие. – Это та, в которой про журналиста? «Трое суток шагать, трое суток не спать, ради нескольких строчек в газете»? Да?

– Нет, – усмехнулась девушка, – это та, в которой припев замечательный. «Не ходи к нему на встречу, не ходи, у него гранитный камушек в груди».

– У меня – камень в груди? – неподдельно изумился Илья. – Ну, ты даешь, дорогая моя! Чем обязан такому мнению?

– Только себе. Ты вот сейчас меня обнимал, а думал совершенно о другом. По глазам видно.

– Ну и что? Действительно, думал о другом. Но по-моему, на качестве процесса это не отразилось, если судить по твоей реакции… Впрочем, спасибо за подсказку, впредь глаза буду закрывать.

Чем закончилась эта увлекательная беседа, Илья и не помнил уже. Как, впрочем, не помнил и имени этой девушки, любительницы эстрадных песен. Хотя слова о гранитном камушке в груди его все-таки задели, да и кого бы обрадовало такое мнение?

Но – и в этом вся соль – герой наш искренне считал, что любовь – это литература, театр, кино, но уж никак не реальная жизнь. Что люди выдумали себе эту красивую сказку, дабы прикрыть слишком уж неприглядный смысл отношений между мужчиной и женщиной. Дружба – да, это действительно высокое и искреннее чувство, дружба и в жизни встречается ничуть не реже, чем в произведениях искусства. Но любовь… Помилуйте, и говорить-то смешно!

Так что совершенно верно: хорошо смеется тот, кто смеется последним. И по иронии судьбы, Илье пришлось испытать все прелести любовного помешательства, еще даже не отдавая себе отчета в том, что это – любовь. Он не обратил внимания на то, что девушка практически мгновенно согласилась на дальнейшие встречи и тут же дала свой телефон, не спрашивая, кстати, его номер телефона. Короче говоря, Илья вообще ни на что не обратил внимание, кроме самой девушки.

Более того, он позвонил Даше на следующий же день, едва дождавшись более или менее приличного времени – будь его воля, он бы позвонил в шесть часов утра. Это он-то, всегда городившийся своей волей и выдержкой! И с трудом взял себя в руки, когда после первого же звонка трубку сняли и неподражаемый голос, который всю ночь грезился ему в полусне-полумечтах отозвался:

– Слушаю вас.

Несколько секунд, которые ему самому показались вечностью, Илья не мог произнести ни слова, так перехватило горло. Но все же как-то с собой справился и произнес:

– Доброе утро, Даша. Это Илья, если вы меня помните.

В ответ раздался смех, такой же обворожительно-русалочий, как и голос. И совершенно необидный:

– Илья, ну как я могла забыть человека, с которым только вчера познакомилась? С памятью у меня, слава богу, все хорошо.

Илья не нашелся, что ответить. Но Даша как будто и не заметила возникшей паузы.

– С вами все в порядке? Я беспокоилась: может быть, за ночь выскочили все-таки какие-то последствия… Вы же упали, ударились. Все хорошо?

– Все просто отлично! А чтобы доказать вам это, приглашаю вечером посидеть в кафе. На ресторан у меня, простите, денег нет.

– Вы всегда так откровенны? – уже серьезнее спросила Даша. – Странно… Но в общем-то даже занятно, я такого еще никогда не встречала. Знаете, в кафе тоже ходить не обязательно, можно просто погулять.

– Ну, нет, – рассмеялся Илья, – кафе мой бюджет выдержит. А насчет откровенности… Знаете, Даша, я считаю, что всегда нужно говорить правду. Только правду. Тогда все намного легче и проще.

– Вам или окружающим?

И снова повисла пауза. Илья подумал: так могла сказать только Рита. Расставить правильно все акценты, не обидеться и не обидеть собеседника. Мудрая Рита, которая терпела его и понимала, как никто, самый его близкий друг. А тут – двадцатилетняя девчонка, вряд ли особо искушенная в жизни и в тонкостях человеческих отношений, нашла ту самую, единственно верную для Ильи интонацию…

Удивительное – рядом. Или – теперь уже далеко? Может быть, он отпугнул ее своей излюбленной правдивостью и теперь она вежливо и элегантно закончит разговор и вычеркнет из своей памяти и телефонный звонок, и растяпу-журналиста? Как он сам делал десятки раз… От этой мысли Илью бросило в холодный пот.

– Я не знаю, Даша. Наверное, мне. Но я думал…

– Но вы думали, что быть честным – это доблесть. Хорошо, убедили. Так что вы говорили насчет кафе? Я согласна.

– Правда? – непроизвольно вырвалось у Ильи и оба они расхохотались…

В тот день стрелки часов, казалось, приклеились к циферблату. Во всяком случае, Илье показалось, что до шести вечера прошло не восемь часов, а все сорок восемь. И уже за полчаса до назначенного срока он сорвался с работы, немало удивив этим и коллег, и начальство, поскольку все успели привыкнуть, что Астраханский первым приходит в редакцию и последним ее покидает.

Чуть ли не в последнюю минуту вспомнил, что девушкам полагается дарить цветы. Полагается-то полагается, но сам он своих более или менее временных подруг такими презентами не баловал, считал пустой тратой денег. Да и вообще подарки делал только тогда, когда был, с его точки зрения, стоящий повод: день рождения, например. А все остальное – придуманные людьми приманки. Если нравится девушке – то и без цветов и подарков с ним будет. Если нет… Ну, на нет и суда нет.

Он ждал Дашу на условленном месте, чувствуя себя несколько неловко с розой в нарядном целлофане, и не понимал, почему так нервничает. Почему мысль о том, что девушка может передумать и не прийти, приводит его в самую настоящую дрожь. Ему было необходимо увидеть ее еще раз – зачем-то. И услышать ее голос…

«Вот только сегодня. Пусть я ей не понравлюсь, пусть больше никаких встреч не будет. Но сегодня мне обязательно надо ее увидеть. Зачем? Не знаю, но чувствую, что надо. Только бы она не слишком опоздала… Впрочем, все равно буду ждать, даже если придется до ночи здесь простоять.

Идиот, если она опоздает больше, чем на двадцать минут, она не придет. Не гони волну, Астраханский, не валяй дурака. Придет – не придет, не утрата для короля и не приобретение для бога. Не ври себе, только этого не хватало! Ты же хочешь, чтобы она пришла, ты никогда в жизни ничего так не хотел…»

От разговора с самим собой его оторвало несмелое прикосновение чьей-то руки к локтю. Он обернулся: Даша стояла рядом с ним и смотрела на него смеющимися глазами.

– У вас был такой свирепый вид, что я даже не сразу решилась подойти. Вы сердитесь? Надеюсь, не на меня, я пришла почти вовремя.

Электрические часы на столбе действительно показывали четыре минуты седьмого.

– Здравствуйте, Дашенька. Я не сержусь, просто задумался.

– О чем?

– О вас, – просто ответил Илья. – Я очень боялся, что вы не придете. Знаете, для меня в первый раз в жизни оказалось важным, придет девушка на свидание или нет. Только не спрашивайте – почему. Я не знаю.

И Даша не стала его спрашивать об этом. Три часа, проведенные в небольшом, тихом кафе, показались Илье тремя минутами. А еще ему казалось, что они с Дашей знакомы уже давным-давно, что эти прекрасные серые глаза околдовали его в незапамятные времена, а не сутки тому назад. Хотя, если бы кто-то сказал Илье, что он будет испытывать подобные чувства, да еще к малознакомой девушке, реакцией было бы веселое изумление. В лучшем для собеседника случае. В худшем же Илья недвусмысленно покрутил бы пальцем у своего виска.